(К.Арбенин)
Инструментал

(К.Арбенин)
Стихи в одно касание
В один полет пера
Изящное бросание
Тревожного "пора"

Прямое попадание
В невидимую цель
Чтоб было всё и далее
Чтоб мир остался цел

(К.Арбенин)
Июль закончился и дача опустела
Машина увезла двух стариков,
Живущих здесь от сотворенья света
И этот тёплый свет в себя впитавших.
Они уехали - и сделалось темней,
Покинули - и сделалось прохладней.
Июль закончился, пространство загустело,
И пасмурное небо налегло.

Те старики, простые дед да баба,
Старик, как говорится, со старухой,
Не в сказке жили, а в соседнем доме
На даче в Солнечном, час ходу до залива,
Ромашковая улица, тупик,
Жизнь прожита, подведены итоги,
Взрослеют внуки, можно отдохнуть.
Они уехали - и стали падать звёзды,
И начался неспешный листопад.

Теперь от них остались две скамейки,
Неровный стол и устные рассказы
О длинной жизни, о большой судьбе,
О детях, о войне и о работе.
Ещё остались свет и теплота,
Которых не сумели одолеть
Гудящие по пятницам-субботам
Автомобили иностранных марок,
Гудящие под стон автомобильный
Лихие дачники - герои уик-эндов,
Их мат и шашлыки под караоке.

Светло и ровно жили старики.
Их радость быта даже не смущала
Живущая в углу радиоточка,
Которая два месяца подряд
Твердила им о новом светлом чуде:
Отныне для обычных стариков -
Вещало радио на разные манеры -
Отменены все льготы. Ибо так
Решили государственные люди,
А им ли, государственным умам,
Ни знать всего о старости. И точка.
Что ж, значит, старикам теперь придётся
В общественных местах по стойке смирно
Стоять и, щурясь в скверные очки,
Считать свою невидимую мелочь.
Им не впервой, они не испугались.
Они и так какой десяток лет
Живут на государственную сдачу.
Им нечего и некогда терять.
Ведь жизнь сильней политики, пространство
Верней границ, надежда неподкупна,
И утреннее щебетанье птичье
Даёт поболе мозгу и душе,
Чем все радиостанции планеты,
Запрятанные в ящичек с антенной.
Их выключить легко - нажать на кнопку
Сумеет и старик. А птичье пенье
Не выключит никто и никогда.

На нас они смотрели, уезжая.
Что было в их глазах?
Печаль отъезда. Уверенность,
Что встреч уже не будет.
Надежда, что еще осталось время
Чуть-чуть пожить, чуть-чуть переосмыслить
Несправедливость путаной судьбы,
Постичь её логические связи
И вновь прозреть от страшной простоты
Ответа на мудрёные вопросы.

Что было в их глазах ещё? Наивность.
Прямое любопытство. Интерес
По отношенью к нам, иновремёнцам,
Так мирно рядом с ними обитавшим,
Существовавшим под единым сводом
Из неба, солнца, крон больших деревьев,
Жужжанья, дачной лени и дождя.
Им так в тот миг хотелось разглядеть
Во взглядах наших, что же будет дальше -
Уже без них. Но сами мы не знали,
И как нам ни подсказывали сосны,
Как полдень нам о том ни шелестел,
Не понимали, что же им ответить,
На что полуулыбкой намекнуть.
Они уехали. Им время не судья.

А мы остались пустовать на даче.
Я сел за их осиротевший столик,
И мне тотчас же рассказали птицы -
И подтвердила их слова листва, -
О чём спокойно думают в машине
Уехавшие наши старики.

О том, что лето прожито достойно,
Что звездопад грядёт неурожайный,
Что хлеб доеден, в комнате порядок,
Закрыты двери, вычищена печь,
Что розданы весенние кредиты,
Истрачена вся мелочь до копейки,
Что август их давно уже просрочен,
И дальше будет только тишина,
К которой даже мудрость не причастна.

Что это лето в високосный год -
Последняя из Богом данных льгот.

(К.Арбенин)
Уже написан Вертер,
Уже придуман Фауст,
Уже закончен Гамлет
И создан Шерлок Холмс.
А я ищу свой вектор,
Я тормошу свой хаос,
Раскидываю камни,
Грунтую бурый холст.

Уже прочитан Чехов,
Уже зачитан Пушкин,
Уже изучен Гоголь
И пройден Лев Толстой.
А я плачу по чекам,
А я пою частушки,
Шатаюсь понемногу
Из кризиса в застой.

Уже дошел Самойлов,
Уже созрел Володин,
Уже растащен Горин
И собран Заходер.
А я никем не понят,
А я нигде не пройден,
Я даже не оспорен
И, в общем, не у дел.

Меня не знает Гранин,
Ко мне не ходит Кушнер,
Не приглашает Дольский,
И Битов не звонит.
Зато я не обрамлен,
Зато я не окучен,
Не разделен на дольки,
Не возведен в зенит.

Во мне творится Вертер,
Во мне родится Фауст,
Во мне воюет Цезарь
И гибнет Урфин Джюс.
И опекают ветры
Мой черно–белый парус:
Я всё ещё в процессе —
Я все еще пишусь.

(К.Арбенин)
Осень. Падает доллар.
Густо желтеет пресса
На сером банкнотном стане.
В пустой яйцеклетке дома
Прятаться бесполезно —
Всюду тебя застанет

Осеннее чудо цвета.
Прошедшего лета титры
Уплывают на юго–запад.
В трубке вместо ответа
Тихо. Как на картинке,
К воздуху примерзают

Воздушные поцелуи.
В кухне дрожит посуда
В предчувствии гололёда.
Неделю напропалую
Перед окном пасутся
Бездомные самолеты:

Порт запретил посадку —
Небо дало осадку.

Заранее неприкаян,
Из затяжной печали
Вылезаю одной ногою.
Как сахарин в стакане,
В сутках своих вращаюсь,
Не чувствуя под собою

Ось. Изморозцы гибнут
Под солнечной кислотою,
Как устрицы под лимонной.
В лифта глухой кабинке
Почти ничего не стоит
Встретиться с Лизой Моной

Взглядом. Покуда дали
Танцуют немые танцы
В лиственных базиликах,
В зеркале наблюдаю
Покинувшую свой панцирь
Уличную улитку.

Время разбить копилку
Собственной лени в пику.

Вечер. Зрачки сужаются.
Крошатся витамины,
Как сбитая штукатурка.
В поэзии еду зайцем —
От Ветреной до Повинной —
И раздаю поштучно

Строки. На поворотах
Тени мои меня же
Путано обгоняют.
Осень — почти работа,
И не измерить стажа
Круглыми трудоднями.

Октябрь стоит на месте.
Смещаю аккорд недели
В лоно седьмого лада —
Чтобы собрать в созвездья
Разбросанные по телу
Отточия шоколада.

Горек, лилов и крепок
Беззвёздного неба слепок.

Рельсов стальные вены
Текут кровеносным сплавом
Под скальпель колес. И снова,
Закончив дневную смену,
Как ломаные булавки,
В подушечки гастрономов

Солнце вонзает блики.
Формул его офорты
Не разберешь и спьяну.
Голенькую улитку
Полощет нутро реторты —
От форте до пиано.

В кармане, в районе сердца,
Плавится шоколадка
Маршрутным листом кленовым.
Растерянным иноземцем
Пролистываю закладки
Автобусных остановок.

Щурятся светофоры —
Осень дает мне фору.

Память не верит слухам;
Термиты ума сжирают
Построенное руками
И строят — единым духом,
Оставляя косые шрамы
Косы на камне...

Восемь. Грустят балконы.
Зеленых дождей петарды
Взрываются в медном мраке.
С деревьев, как из альбомов,
Ссыпаются миллиарды
Засвеченных фотографий.

Небо, как квас в бидоне.
Со всех неземных скамеек
Уходим в подъезд — так надо.
В моллюска твоих ладоней
Вкладываю камею
Талого шоколада, —

Теплых кофейных плиток
Сердцеподобный слиток...

Таинство первой пробы.
Ночь, шоколад, улитка,
Осени этой клочья —
Все потайные тропы
Сквозь фокус твоей улыбки
Сходятся в многоночье...

Что–то светила шепчут
Рыбами на экране.
Ртом на искомом теле,
Будто подводный жемчуг,
Родинки собираю —
Допьяна, до потери

Пульса. Ветра, как дети,
Гоняют по льду улитку,
Лишенную геликона.
Летом я был свидетель;
Переведен в улики
Осенью. Будь спокойна.

(К.Арбенин)
Моей душе покоя нет,
Со мною вот что происходит:
Какой-то старенький сюжет
Во мне мелодию выводит.

Синицей согревает руку,
Щекочет мелочью карман,
Как ёжик - прячется в туман,
Как пони - бегает по кругу.

Журавль по небу летит -
Какое небо голубое!
Тот ускользающий мотив
Задел за самое живое.

Как будто, не дождавшись срока,
Совсем без нас, порожняком,
Последний голубой вагон
Умчал в прекрасное далёко.

Приходит миг, приходит срок -
Кавалергарды, век недолог, -
И всё отложенное впрок
Вдруг опадает с ветхих полок.

И в приоткрывшемся пространстве
Под аркой млечного моста,
Ждёт безымянная звезда
Финала сказки наших странствий.

Любовь и бедность навсегда.
Сталь подчиняется покорно.
Но прорастают без стыда
Давно заброшенные зёрна.

И нам оставленный в наследство,
Манящий в даль по вечерам
Белеет парусом экран -
Сто кинофильмов после детства.

(К.Арбенин)
Шагает дом и в жаркий день и в лютую пургу
Но не проситесь на постой ни взрослые, ни дети!
Какой постой! Я устоять на месте не могу:
Я самая подвижная недвижимость на свете.

Меня, друзья, зовут Избой,
А это - курьи ножки.
Иду-бреду сама собой,
Куда глядят окошки.

Я паровозам - как сестра, я вездеходам - друг,
И как заправский управдом, скажу вам без зазнайства:
Пускай порой на все дела мне не хватает рук,
Но я неплохо и в ногах держу своё хозяйство!

Одной ногой иду на вы,
Другой - запанибрата.
Похоже, вместо головы
На мне ума палата!

Я к лесу задом повернусь и высплюсь до утра.
А там чуть свет - уж на ногах, без устали и фальши.
И если к Магомету не идёт никак гора,
То мне не лень - я запросто пошла бы и подальше.

Недаром числится за мной
Обязанностей тыща:
Ведь я и транспорт гужевой,
И птица, и жилище.

Несусь по лесополосе,
Одной судьбой ведома.
Пусть дома у меня не все,
Зато сама я дома!

(К.Арбенин)
Инструментал

(К.Арбенин)
Язык... Не нос! Не ухо, не нога!
Что может быть прекрасней языка!
Длина и продолжительность звучанья,
Прикосновенье, поцелуй, молчанье.

Есть в языке иная красота,
Он мягок — и упрям, упруг — и гибок,
Он, как снаряд гимнастики для рта,
Необходим для рожиц и улыбок,

Для всякого кривлянья, и к тому же
Незаменим для заплетенья кружев
Из лжи и лести, кривды и интриг...
Но если без деталей, напрямик:

Любой язык — лишь отраженье жеста.
И главных только два — мужской и женский;
Язык свободы и язык блаженства.

О, сколько нам причудливых открытий
Готовит столкновенье этих сфер
В одном раю! Хватило б только прыти
Перешагнуть языковой барьер —

И неважны уже словарные запасы!
Уменье говорить и чувство стиля
Нам заменяют магнетические пассы —
Язык штормит, он не выносит штиля!

О, море словоблудия опасно!
Природа языка так сладострастна,

Структура так мучительно тонка —
Французский шарм, английское скольженье, —
Когда находишься во власти языка,
Есть прелесть даже в неглубоком погруженье

В то розовое влажное суфле,
Исполненное пагубного флёра.
Гимн осязанью! Как писал Рабле:
Язык нам дан, чтоб чувствовать партнёра.

Почувствовать, понять, проникнуть, слиться!
Он сам себе посредник–переводчик,
На кончике которого таится
Всё то, что остаётся между строчек, —

Любовь и смерть вселенной. И в придачу —
Возможность ощутить, что грех оболган,
Из первых уст. Как говорит Боккаччо:
Язык — вторичный детородный орган,

Ему знакомы девственные звуки
Рожденья слова. Дантевские муки!

Желанье глубины и чувство вкуса
В нём обрели возможность породниться,
В объятиях прекрасного искуса
Пройти меж двух классических традиций

Справа налево или сверху вниз...
Тамара! Маргарита! Анаис!..

И, если вы хотя бы раз любили,
Вам этот вкус знаком наверняка.
Как скажет позже некий Генри Миллер:
Художники в долгу у языка.

Ведь кто бы говорил! Замечу кстати,
Как правильно сказал один издатель:
Пока их хорошенько не побьют,
Художники долги не отдают.

Вернемся же к предмету разговора.
Во дни сомнений, тягостных страданий,
В часы того великого раздора
Лишь он был маяком моих скитаний!

И собственной гордыне на потребу
Его, его показывал я небу!

И в самую трагическую пору
Низвергнутый из Божеского лона
Лишь в нем одном я находил опору.
Он дал мне сил, довёл до Вавилона,

Где я его носителей возвысил
И научил — поверх других голов —
Бесформенные самородки мыслей
Переплавлять в тугие слитки слов.

Чем это кончилось? Да не о том же речь,
Что я их не успел предостеречь...

Да, в языке бывают междометья.
Но и теперь, когда прошли столетья,
Я знаю: нет надёжнее оплота
Для сброшенного в бездну полиглота.

Пою язык! Пью за его бескостность,
Покоя не дающую уму.
Любой язык есть в идеале космос —
Словарь из звёзд и сфер, а посему

Да здравствует язык! Язык грядущий,
Земную философию ведущий
Сквозь термины — к поэзии светил.
Я породил тебя... И я же извратил...

Всё в мире целостно, а, значит, завершимо,
В любом процессе есть свой долгий ящик,
Свой недозрелый блин, своя вершина...
А дальше всё скользит по нисходящей.

Всё затекает, округляясь в нечто.
Лишь творчество могло быть бесконечно...
Оно могло бы не иметь конца,
Когда бы не потенциал творца.

Он, к сожаленью, тоже иссякаем —
На всякую косу всегда найдётся камень.
Отсюда — кто бы ни был виноват —
Шаблоны, подражанья, плагиат...

Свой дар не смог от тлена уберечь я —
Талант иссяк. Но капают проценты.
Теперь всего лишь пользую наречья,
Изобретаю сленги и акценты,

Глумлюсь над словом. То есть, без зазренья
Коверкаю свои ж произведенья.

Себе дешевле, языку дороже —
Таков закон. Но всё же, всё же, всё же
Коверкать языки — не обессудьте —
Не то же, что коверкать судьбы.

(К.Арбенин)
Всё проходит, Мона Лиза
Провисают паруса
И финал поэмы близок
Как чужие голоса

Всё проходит, Донна Анна
Ложь и смерть, добро и зло
Если с неба валит манна
Значит снова повезло

Всё проходит, Беатриче
Всё уходит в чепуху
Я застал судьбу с поличным
И предал её стиху...

(К.Арбенин)
Настольные и застенные,
Стихи мои, вы по сути —
Комнатные растения,
Проросшие через судьбы.

Объекты моей опеки
И те, что не прижились, —
Комнатные побеги,
Растущие сверху вниз.

Мыслей моих погонщики,
Которых душа ждала
На солнечном подоконнике
Письменного стола,

По осени занесенные
Случайностью сквозняка
В паркетные черноземы
Квартирного городка.

Как стая синиц в скворечнике,
Как голь на чужих бобах,
Роились вы, несозревшие,
В ящиках и горшках.

Сквозь мутные лужи за море,
Цепляясь за все живое,
Тянулась моя азалия,
Карабкалось каланхоэ.

В реальности заоконные,
За блочную многогрань
Стремилась моя бегония,
Бежала моя герань.

С развязностью именинника
Расталкивая облака,
Стеблями свисала лирика
С покатого потолка.

Хлестала чужими ветками
Молочную рябь листа
Зеленая, безответная
Щемящая красота.

И сонные до безликости
Всплывали с самого низа
Лже–кактусы и лже–фикусы
Постылого модернизма...

Бросало свои полтинники
В копилку неровных строк
Время декоративное,
Быстрое, как вьюнок.

И выпрыгнуло из ящика,
Отложенное на потом,
Вчерашнее настоящее —
Растение ростом с том.

Надежд ли моих гербарий,
Ошибок оранжерея ли?
Творения или твари
Двухклеточной инженерии

Собрались под переплетом
И пущены в оборот?
Мои нелегкие легкие,
Соленый мой кислород.

Окрестность моя нательная,
Неправый мой самосуд —
Балконные заблуждения
В кухонном ночном лесу.

Декабрьские, весенние,
Седые, цветные, пегие —
Двухкомнатные растения,
Трехкомнатные побеги,

Настенные и застольные,
Для вечности и для дня —
Сегодняшняя предыстория
Завтрашнего меня.

(К.Арбенин)
Поэты пашут тишину
Своими звонкими стихами
Как боронёными клинками
Распахивают целину

Им поддаётся тишина
Вываливая комья навзнич
Но даше куш в пол-царства за ночь
Не мера им и не цена...

(К.Арбенин)
На телеэкране — служба:
Чинуш посвящают в таинство...
А я причащаюсь Слуцким,
Самойловым и Левитанским.

В религию я не верю —
Господь уберег, отнёс.
На все эти телевеяния
Рукой прикрываю нос

И затыкаю уши.
Поскольку — в детстве ещё —
Я не попом, а Пушкиным
Набело был крещён

И понял, что Слово Богово —
Это повести и стихи.
С тех пор не священник, а Гоголь
Мои вымерял грехи.

Я сам выбирал попутчиков,
Священных не чтя коров.
Меня наставляли Тютчев,
Достоевский и Гончаров,

И лампой в ночной пустыне
Не раз подавали знак,
Настольными став святынями,
Платонов и Пастернак;

Когда же бывало больно,
Помогали не поддаваться
Евангелия от Вольпина,
От Горина и от Шварца.

Немало умелых зодчих
Творили мой книжный храм —
Маяковский, Булгаков, Зощенко,
Ахматова, Мандельштам...

Пророков не счесть в отечестве.
Да только — кому нужны
Эти благостные, застенчивые
Взрыватели тишины.

Что спящим за поволокой
До мёртвых и до живых!
На кой им ляд Заболоцкий,
Твардовский и Петровых?

Уж лучше церковной властью
Власть светскую ублажать,
Уж лучше скулить и ластиться
К жирующим сторожам.

И топчет свой хлеб в столовых
Останкинская провинция
Говеющих остолопов —
Не помнящих Солженицина,

Не осознавших Гроссмана,
Не ведающих Шаламова,
Тупеющих под коростою
Из вечно багровых шрамов.

Крещенному дулей социуму
Мыслители не страшны:
Анафема над Высоцким,
Вампиловым, Шукшиным —

Кого не смололо время,
Не расщепил елей,
Тех запросто обезвредит
Бездарность учителей,

Тех семечками в газеты
Выплюет "Желтгослит",
Ибо то, что не под запретом,
Опасности не таит.

И незачем будет пастве
Думать и возражать.
На телеэкране — Пасха:
Китеж без китежан.

Не скоро душа отмоется
От этого святотаинства.
Я чищу её Самойловым,
Слуцким и Левитанским, —

Как будто в гниющем погребе
Выкапываю из трухи
Божественные апокрифы —
Человеческие стихи.

В конце всего будет Слово.
Я знаю, за кем оно.
А что кому уготовано
И что кому суждено,

Что станет за всеми "измами" —
Ответы ищу о том
Не в церкви, не в телевизоре,
А в Чехове и в Толстом.

(К.Арбенин)
Банано-картофельный запах
Осенних торговых рядов,
Сентябрьский летний осадок
На глади зацветших прудов.

Дочитаны летние книги,
Досмотрены летние сны.
И мы, будто буквы на сгибе,
Для взгляда не очень ясны,

Для слуха - не очень понятны,
Для запаха - слишком тонки.
Мы - мутно-кленовые пятна,
Осенних прудов поплавки.

Тебя угнетает ненастье,
Меня вдохновляют цвета.
И если б не общее счастье,
Всё было б опять как всегда.

Но есть перемены в природе -
И есть перемены в судьбе.
Мы палыми листьями бродим,
Мы оба с тобой не в себе,

Мы оба с тобою друг в друге,
В округе, в аллеях, в листве,
И наши весенние руки
Скрепились в осеннем родстве.

Торговых рядов перебежки,
Дрожащих прудов болтовня -
Какие нелепые вешки
Такого прекрасного дня!

Какая земная опора
Для нашей воздушной мечты -
Зеленый подмиг светофора
Сквозь желтый и красный листы.

Садимся с тобой на качели,
Качаемся, как в первый раз,
И птиц перелетных кочевье
Почти что касается нас.

Но мы уже знаем, как скоро
Весна пожинает плоды.
Зеленый подмиг светофора -
И мы переходим на ты

Со всеми, кто ссыпался с веток,
Кто сделался красен и жёлт.
В преддверии этих расцветок
Тебя я когда-то нашел,

В мозаике этой интриги
Мы стали друг другу нужны.
Дочитаны летние книги,
Досмотрены летние сны.

Нам осень дана как свиданье
С самими собой, наравне.
Нам осень дана как заданье -
Во всём доверяться весне.

(К.Арбенин)
Поэзия - не утопия,
Не миссия, не судьба
Поэзия - ласкостопие
Надветренная ходьба

Поэты хранят творения
Не в сердце, не на лице,
А в складочках оперения,
В летательной их пыльце.

Поэзия - не позиция,
Не вызов, не точка взрыва.
А утлое, неказистое
Прибежище у обрыва.

Не бешеная удача,
Не выхоленный зверёк,
А с крупной купюры сдача,
Звенящая поперёк.

Поэты - канатоходцы,
Скользящие над толпой.
И бурлаки, по солнцу
Бредущие бичевой.

И всё их повадки - птичьи,
И призрачны их права.
И лишь на четверостишье
Держится голова.

Но все мы зависим в общем-то
От этих пернатых душ -
От их неземного почерка,
От их невесомых нужд.

И дышат стихом на истину,
Как греют в ладонях птах,
Серьёзные легкомысленники,
Поющие в проводах.

Поэзия слов не ищет
И не приносит весть.
Поэзия - это днище
Ковчега, где все мы есть.

(К.Арбенин)
Инструментал